Как вичужанин стал контр-адмиралом
Александр Антонинович Белов родился в городе Вичуге Ивановской области. В 1968 г. окончил среднюю школу в Казахстане, куда вместе с родителями-целинниками приехал в 1961 г. Затем поступил на минно-торпедный факультет Тихоокеанского высшего военно-морского училища им. С.О. Макарова во Владивостоке, которое в 1973 г. окончил с отличием. Имел право выбора флота, но остался служить на Дальнем Востоке в 182-й отдельной бригаде дизельных подводных лодок на Камчатке. В должности помощника командира совершил несколько выходов на боевые службы, в том числе в уникальный дальний поход в Аденский залив и Красное море сроком на 12 месяцев. В течение похода сдал зачеты на самостоятельное управление, после чего представлялся на должность старшего помощника командира, но в 1978 г. перешел в органы военной контрразведки КГБ СССР. Окончил школу военной контрразведки в Новосибирске. Дослужился до начальника особого отдела ФСБ РФ по флотилии Тихоокеанского флота (ТОФ) в звании контр-адмирала. В 1985 г. в составе группы принял участие в ликвидации ядерной аварии на АПЛ К-175 в Аденском заливе, ветеран подразделений особого риска. После преобразования 2-й флотилии АПЛ ТОФ назначен начальником Первого отдела УФСБ РФ по ТОФ. В 2001 г. в составе группы надводных кораблей ТОФ совершил длительный поход с посещением портов Индии и Вьетнама. В 2002-м был направлен в Академию ФСБ для прохождения подготовки в качестве официального представителя ФСБ РФ за границей. В 2002–2007 гг. работал в Посольстве РФ в Азербайджане в ранге советника. В 2008 г. закончил действительную военную службу в УФСБ РФ по ТОФ. В настоящее время на пенсии, проживает в г.п. Красково.
– Александр Антонинович, в начале 1985 года судьба в очередной раз забросила вас на Камчатку в качестве заместителя начальника Особого отдела КГБ по 10-й дивизии 2-й флотилии атомных подводных лодок…
– Освоение новой должности проходило у меня под знаком К-429 и К-175. Атомная подводная лодка К-429 проекта 670 входила в состав 10-й дивизии под командованием капитана I ранга Н.Н. Алексеева. 24 июня 1983 года К-429 затонула в бухте Саранная у берегов Камчатки на глубине 41 метр при отработке задач боевой подготовки. Эта трагедия принесла много горя в семьи подводников: погибли 16 человек. У тех, кому удалось спастись, эта катастрофа оставила в памяти тяжелый след, серьезно сказавшись на психике и здоровье. Расследование причин катастрофы К-429 по нашей линии вел приехавший из Москвы начальник 6-го отдела 3-го Управления КГБ СССР капитан I ранга А.В. Жардецкий. Расследование шло довольно долго и оказало серьезное влияние на дальнейшую судьбу командира дивизии Н.Н. Алексеева и начальника особого отдела дивизии капитана II ранга В.В. Солодко. Тогда такие чрезвычайные происшествия никому не прощались, поэтому В.В. Солодко встретил меня довольно настороженно. Подлодку 6 августа 1983 года подняли и отбуксировали на аварийно-восстановительный ремонт. Уже тогда наша местная аварийно-спасательная служба показала свою полную неспособность вести работы по спасению подводных лодок. Дежурно-вахтенная служба не обходила своевременно боевые посты и не докладывала о поступлении воды в прочный корпус. Расхлябанность и недисциплинированность привели к тому, что кто-то на открытой трюмно-балластной магистрали К-429 не поставил заглушку, и лодка утонула прямо на глазах у изумленных адмиралов Ясакова и Балтина, руководивших спасательными работами. В итоге подлодку поставили на прикол.
– Расскажите о своем уникальном дальнем походе в Аденский залив и Красное море.
– Начнем с того, что дойти до Аденского залива с Камчатки – значит обогнуть половину земного шара. Поэтому первое, что требуется от моряков, – это серьезная выносливость, чтобы пройти такую огромную дистанцию. Мы шли на дизельной подлодке, а, как известно, дизеля имеют ресурс выработки. Нашу подлодку на буксире тянул спасатель «Зевс», который шел на ремонт в Европу. На буксире он нас довел до Аденского залива. В то время мы несли службу в Бискайском заливе, то есть любого противника могли уничтожить по команде из Москвы. У нас было четыре торпедных аппарата с тактическим ядерным оружием. В тот период, в 1970-е годы, мы представляли серьезную угрозу. Надо сказать, что дизельную подлодку обнаружить очень сложно: она ходит на глубине со скоростью 2–4 узла под гребным электродвигателем. Ее шумность сливается с шумами моря. Тогда в подлодках хороших кондиционеров не было, в зависимости от типа лодки температура в отсеках – от 36 до 60 градусов. Спать на матрасах было невозможно, поэтому спали в проходах, на алюминиевых пайолах (настилах). Чтобы не наступить на матросов, бросали на пол пожарный брус между ними, дабы пройти из отсека в отсек. В верхней рубке, под перископом, люди лежали по 16 человек «ромашкой». Поэтому единственным спасением от жары стали пайолы. Самая кошмарная температура была в шестом, моторном, отсеке. Там было как в сауне. На штабном судне «Даурия» контр-адмирал Ясаков нас построил и не мог понять, почему подводники в порванных синих трусах, с фурункулами, бледные, тощие, словно из концлагеря… В общем, жалкое зрелище. В итоге 16 человек сняли с лодки и отправили на лечение.
– Говорят, что у подводников особое питание. Не спасало?
– В такую жару и духоту есть не хотелось. Как только мы зашли в южные широты, матросы хотели только пить – фрукты, соки. В общем, легкая пища. Обратный процесс начался, когда стали возвращаться в северные широты. Там уже и есть по-настоящему захотелось.
– А как кислород подается в подлодку?
– Самое важное в дизельной подводной лодке – это состав воздуха. Скажем, во время Великой Отечественной войны вообще рассыпали специальный состав, который поглощал углекислоту и выделял кислород. Запах при этом стоял ужасающий, напоминающий аммиак. Это была немецкая технология. Потом русские ученые придумали вещество, которое помещали в специальные ящики. По боевой тревоге их ставили в отсеки, и в процессе они начинали разогреваться, потому что поглощали углекислоту. На атомоходах уже все по-другому – там специальные установки регенерируют воздух.
\– Интересно, какой режим дня у подводника?
– Он бывает двух видов – режим в базе и режим в море. В море ребята заступают на вахты. Первая смена – с 12.00 до 16.00. Через четыре часа происходит смена вахт. И так по кругу в три смены. Безусловно, определенные часы отведены на прием пищи, на проворачивание оружия и механизмов, на приборку, вечерний чай и сон.
– Какие задачи стояли перед вами?
– В первую очередь задачи боевой службы. В Аденском заливе мы патрулировали районы, отслеживали обстановку и по команде наводились на вражеские корабли. В районах боевой подготовки отрабатывали различные задачи. Каждая подлодка, прежде чем быть допущенной к походу, должна выполнить такие задачи: организация службы, умение маневрировать, плавать, нырять, погружаться. В общем, это те моменты, которые связаны с управлением подлодкой.
– Насколько сегодня подводная лодка актуальный вид оружия и слежения?
– Как показала практика реального слежения за противником, подлодки – наиболее опасный вид оружия. В 1970-е годы американцы вышли на первое место по их количеству – у них было около 110 атомных подлодок. Однако к середине 1980-х годов мы превосходили их по численности уже в два раза. Американцы делали ставку на авианосцы, а мы – на атомный и подводный флот в целом.
– Какие конфликтные ситуации возникают между членами экипажа во время долгих походов?
– Простой пример. Все знают, что есть такая проблема в армии, как дедовщина. Мне тогда было 25 лет, я был помощником командира. Лежим в море, дрейфуем. Подходит к нам судно с обеспечением «Неман». Необходимо произвести разгрузочно-погрузочные работы. Возникает дилемма: можно отправить на работы молодых, но получится, что они будут разгружать баркас и рассовывать продукты непосредственно в лодке. Я поступил, как считаю, справедливо – взял на баркас всех старослужащих, а уже когда подъехали к подводной лодке, на помощь выстроилась молодежь. Вот мы и решали проблему дедовщины. Еще надо с каждым человеком устанавливать психологический контакт, и тогда все будет хорошо.
– Все прекрасно помнят фильм «Полосатый рейс». Интересно, а на подлодку можно брать животных?
– Животные на подлодке есть, но в основном это крысы. Есть еще тараканы, большая проблема была от них избавиться. Некоторые пытались брать с собой кошек, чтобы те истребляли крыс, но, к сожалению, кошки на подлодке не выживают.
– С таинственными и необъяснимыми явлениями не сталкивались в океанических глубинах?
– Людей со слабой психикой еще в училище отсеивают. Бывает, выступает по РЕН-ТВ адмирал и такую галиматью про квакеров несет, что просто волосы дыбом. Мы с мистикой не сталкивались, только реалии.
– Ваша оценка современному российскому подводному и надводному флоту.
– Какая может быть оценка? Судите сами. Когда я был начальником Первого отдела, у меня были соответствующие документы, и я мог провести сравнительный анализ. 1988-й год, наш Тихоокеанский флот и американский. Соотношение сил было таково – у нас 1,2, у них – 1,8. Когда я ушел в 2001 году, соотношение было уже 1 к 8. С тех пор прошло более десяти лет, а на ТОФ не завезли ни одного нового корабля. Это на самом деле провальное время для флота. Получается, что за 23 года мы ничего хорошего не построили.
– То есть вполне можно согласиться с мнением экспертов, которые говорят, что наш ТОФ намного слабее флота Японии и мы сегодня даже не можем конкурировать с Турцией?
– С точки зрения единиц боевой техники – да. На ТОФ у нас осталась 25-я дивизия, в которой числится около 10 единиц атомных подводных лодок. Ни в Японии, ни в Корее их нет, как, впрочем, и в Китае. При обострении ситуации с Камчатки мы можем достать любой район Китая, Японии и т.д. В свое время либералы вообще хотели ликвидировать 25-ю дивизию атомных стратегических подводных лодок. В таком случае мы вообще бы ничего не имели. Атомный подводный флот – это наша главная сдерживающая сила.
– Подводником сегодня выгодно быть?
– Насколько я знаю, на Камчатке они получают неплохо. Вопрос выгоды лично я перед собой никогда не ставил. Людьми, которые идут служить на подлодки, в основном движет романтика. Для меня всегда главным было стать настоящим моряком. Насчет выгоды – это еще бабушка надвое сказала, поскольку здоровье там тает быстро– радиация, постоянные стрессы, тяжелый воздух, – все это, конечно же, сказывается.
– Какие средние глубины погружения у подводных лодок?
– Когда я ходил, в основном мы погружались на 400–600 метров. Сегодня лодки погружаются глубже, но это одна из военных тайн.
– Что самое опасное для экипажа в подводном положении?
– Конечно же паника, потому что случиться может все – от возгорания до поступления воды. От того, кто как сработает на своем боевом посту, зависит судьба всего экипажа. Например, однажды в торпедном отсеке раздался хлопок и свист. Все сидят онемевшие, а опытный старшина вскочил и с бешеной силой начал крутить определенные вентили. Как выяснилось, отсек оказался полностью загерметизирован, произошел разрыв трубопровода воздуха среднего давления.
– Пожелаем нашим подводникам не сталкиваться с кризисными ситуациями. Спасибо вам за беседу.
Беседовал Илья ВАГИН, газета «Красково сегодня» (№52, 6 декабря 2013 год)
