Краевед Иван Матершев раскрыл имя женщины, о которой писал Константин Симонов

В 1943 году Константин Симонов написал стихотворение, которое сразу стало очень популярным на фронте, так как затронуло чувствительную тему женской неверности. Ныне, в эпоху интернета, это стихотворение стало вновь очень популярным, особенно среди молодёжи. Прочитаем его.

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Женщине из г. Вичуга

Я вас обязан известить,

Что не дошло до адресата

Письмо, что в ящик опустить

Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,

Он не был ранен словом пошлым,

Не вздрогнул, не сошёл с ума,

Не проклял всё, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов

В атаку у руин вокзала,

Тупая грубость ваших слов

Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,

Стянув кровавой тряпкой рану,

Письмо от вас ещё всё шло,

Ещё, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал

И смерть оборвала дыханье,

Он всё ещё не получал,

По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,

Что, завернувши в плащ-палатки,

Мы ночью в сквере городском

Его зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести там

И рядом тополь — для приметы...

А впрочем, я забыл, что вам,

Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли...

Его, за смертью адресата,

Между собой мы вслух прочли —

Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка

У вас. По общему желанью,

От имени всего полка

Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,

Как вы знакомы с новым мужем.

А старый, если и придёт,

Вам будет всё равно ненужен.

Что вы не знаете беды,

Живете хорошо. И кстати,

Теперь вам никакой нужды

Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал

И вас не утруждал бы снова...

Вот именно: «не утруждал»...

Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.

Мы перечли их терпеливо,

Все те слова, что для него

В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»...

Да где ж вы душу потеряли?

Ведь он же был солдат, солдат!

Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,

Не все разлуку побеждают,

Не все способны век любить,—

К несчастью, в жизни всё бывает.

Ну хорошо, пусть не любим,

Пускай он больше вам ненужен,

Пусть жить вы будете с другим,

Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват

В том, что он отпуска не знает,

Что третий год себя подряд,

Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли

Пусть горьких слов, но благородных.

В своей душе их не нашли —

Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть

Немало женских душ высоких,

Они б вам оказали честь —

Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,

Чтоб облегчить тоску чужую.

От нас поклон им до земли,

Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,

От нас отторженным войною,

О вас мы написать хотим,

Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,

Подчас в душе борясь с собою,

С невольною тревогой ждут

Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,

Теперь нас втайне горечь мучит:

А вдруг не вы одна смогли,

Вдруг кто-нибудь ещё получит?

На суд далеких жен своих

Мы вас пошлём. Вы клеветали

На них. Вы усомниться в них

Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,

Что душу птичью вы скрывали,

Что вы за женщину, жену,

Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.

Всё хорошо. Живите с новым.

Уж мёртвый вас не оскорбит

В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,

Он не напишет, не ответит

И, в город возвратясь с войны,

С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно ещё простить

Придется вам его — за то, что,

Наверно, с месяц приносить

Ещё вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —

Письмо медлительнее пули.

К вам письма в сентябре придут,

А он убит ещё в июле.

О вас там каждая строка,

Вам это, верно, неприятно —

Так я от имени полка

Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас

Презренье наше на прощанье.

Не уважающие вас

Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка

К. Симонов

1943

Часть 1. Вы усомниться повод дали.

Стихотворение Симонова, без сомнения, сильное. И било в точку, особенно, в военные годы. Но морально-этические последствия творения Симонова были двояки. Стихотворение Симонова было опубликовано тогда, когда произошёл перелом в войне. Советская армия больше не отступала, а наоборот, стала быстро продвигаться на запад. Армию с цветами и объятиями встречали женщины освобождённых территорий. И теперь повод усомниться в верности второй половины возникал не только у фронтовиков, но всё в большей и большей степени у жён и подруг, оставшихся в тылу. Поэтому «открытое письмо» служило не только утешением для брошенных тыловыми подругами фронтовиков, но и оправданием измен самих фронтовиков.

Впрочем, если бы Константин Симонов не упомянул конкретный город, то можно было бы рассуждать только о силе и значимости стиха, о таланте поэта. Или сравнивать, к примеру, с песней Высоцкого «Письмо перед боем».

Но назвав конкретный город, Симонов совершил непоправимую ошибку. Он поставил под удар многих женщин г. Вичуги, по крайней мере, в те суровые годы, когда счастливая семейная пара вызывала чёрную зависть и обиду множества молодых вдов и просто несчастных женщин. А отсюда один шаг до клеветы – и вот уже вичужанка ходит с клеймом той самой «женщины из г. Вичуги».

Собственно, Симонов в данной истории совершил трижды неблаговидный поступок. Во-первых, прочитал чужое личное письмо. Читать чужие письма, как известно, нехорошо.

Во-вторых, частично предал его огласке в самом негативном ключе. Фактически без права опровергнуть обвинения упомянутыми лицами. Если бы погибший лейтенант вдруг выжил бы, он вполне мог просто застрелить Симонова за оскорбление его жены, пусть даже уже и бывшей.

И в-третьих, Симонов совершил даже не ошибку, а большую глупость, ибо вряд ли осознавал последствия своего поступка, когда публично указал конкретный город. Не зря более осторожные классики в таких случаях говорили о городе N или придумывали вымышленные города типа города Глупова или Старгорода.

Почему же Симонов публично указал город. На этот счёт у меня есть собственное мнение, которое выскажу позже. А сейчас обратимся к предыстории создания этого стихотворения.

Часть 2. Писательский десант и обещание Симонова.

5 августа 1943 года был взят Орёл, а 23 августа – освобождён Харьков, что ознаменовало окончание эпохальной Курской битвы. В связи с этими успехами политотдел 3-й армии (командующий генерал Горбатов) пригласил в Орёл нашу писательскую элиту с целью собрать воспоминания участников битвы за Орёл, и вообще, увидеть освобождённые города и сёла. В писательской командировке участвовали такие маститые писатели, как Пастернак, Эренбург, Федин и даже 80-летний Серафимович. Поездка длилась две недели: с 27 августа до 10 сентября 1943 года.

Как вспоминал Симонов: «Её литературная отдача даже превзошла первоначальные ожидания — в газетах и журналах появилось несколько очерков наших прозаиков старшего поколения о том, что они увидели, услышали и почувствовали, находясь в частях 3-й армии, только что перед этим освободившей один из первых больших русских городов — Орёл. А Борис Пастернак вдобавок к очеркам, которые он тоже написал, привез из поездки несколько лучших своих стихотворений военной поры.»

А про себя Симонов написал так: «В моих дневниках поездка эта не оставила следа. Не помню её подробностей и жалею об этом не только потому, что она впервые свела меня с таким своеобычным, суровым и откровенным человеком, как генерал Горбатов, но и потому, что моими попутчиками были незаурядные люди, относившиеся к этой, первой для большинства из них поездке в действующую армию с большим душевным подъёмом и внутренним волнением.»

«Кроме заметок для рассказа «Пехотинцы», я привёз из этой поездки одно сильно задевшее мои чувства письмо…» — пишет далее Симонов.

«Письмо, о котором я упомянул, привезённое мною оттуда, из 3-й армии, тоже было связано с гибелью человека, которого любили окружающие. Уже не помню сейчас, когда погиб адресат этого письма, может быть, перед самым моим приездом — люди на войне, случается, гибнут и тогда, когда армия стоит во втором эшелоне, — но скорей всего раньше, во время боёв. Во всяком случае, память о гибели комбата, помнится, старшего лейтенанта по званию, была ещё свежа у его товарищей. И письмо, которое в день моего приезда пришло к мёртвому от его жены, решившей тем временем переменить мужа и извещавшей об этом покойника, вызвало у тех, кто его прочёл, такое возмущение, что они передали мне этот исписанный с двух сторон тетрадочный листок для ответа от их общего имени.

Я обещал, но уехал, не успев этого сделать, и выполнил свое обещание лишь двумя месяцами позже, написав под впечатлением всей этой истории стихотворение «Открытое письмо женщине из города Вичуга», получившее довольно широкую известность на фронте, наверно, потому, что оно в какой-то мере отвечало на те трудные вопросы времени, которые, чем дольше тянулась война и чем мучительней удлинялись разлуки, делались всё трудней и трудней.»

Часть 3. Можно ли сохранить честь офицера, обесчестив женщину?

Стихотворение Симонова начинается словами: «Я вас обязан известить». В своих воспоминаниях он пишет: «Я обещал, но уехал». В письме вичугскому краеведу Горбунову, написанному в 1971 году, Симонов также пишет: «Я обещал им это сделать».

Это был пунктик Симонова – выполнить обещание. Но почему-то сразу он это не сделал. Все отговорки о нехватке времени просто смехотворны. Это профессия журналиста Симонова – быстро писать. Написать короткое письмо – дело вообще нескольких минут.

Но затем письмо вичужанки вдохновило Симонова на написание гневного стихотворения. Отлично! Чего проще, назвать стихотворение, к примеру, «Открытое письмо женщине убитого комбата», или более кратко «Не жду тебя». А затем вложить стихотворение в конверт и отправить в Вичугу. А другую копию стихотворения в печать – в «Красную звезду», а может быть и в саму «Правду». Без всякого упоминания конкретного города. Сила симоновских стихов от этого только многократно возросла бы: уже не только в Вичуге, а в любом уголке страны могла быть та самая «женщина убитого комбата».

Но почему-то Симонов так не сделал. Причина, думаю, банальна: писатель, скорее всего, письмо просто потерял, возможно, даже сразу… Соответственно, были потеряны и вичугский адрес, и адрес полевой почты полка.

Именно в этом кроется причина того, почему Симонов указал публично город Вичугу в своём сочинении. Офицер Симонов обещал офицерам полка написать ответ «от их общего имени». Дело чести – выполнить обещание. Мужик сказал – мужик сделал!

И таким образом, указав Вичугу, Симонов посчитал что выкрутился и выполнил обещание, данное однополчанам погибшего… Сохранил, так сказать, честь офицера, но обесчестил, при этом, женщин г. Вичуги. Об одной такой невинной жертве Симонова речь пойдёт далее.

Часть 4. Лучший учитель Вичуги, или Невинная жертва Симонова.

Когда краевед Горбунов в 1971 году написал письмо Симонову, он видимо, сообщил, что в Вичуге есть женщина, которую считают той самой женщиной, которой адресовано «Открытое письмо».

Симонов пишет в ответ:

«Если в вашем городе и сейчас действительно живёт та женщина, которой было адресовано моё «Открытое письмо», то, разумеется, она читала его и знает, что конкретно оно было адресовано в своё время, двадцать восемь лет назад, именно ей, а не кому-то другому.

Но думаю, что любой человек, который бы стал сейчас, двадцать восемь лет спустя, выяснять у пожилой женщины, о которой кто-то подумал, что именно о ней идёт речь в моём стихотворении, — стал бы выяснять у неё, так это или не так, и что-то проверять в связи с этим, — убежден, что такой человек совершил бы поступок не только бестактный, но и безнравственный. А если обстоятельства сложились так, что этой женщине уже кто-то высказал подобного рода подозрения, — её надо обезопасить от возможности нанесения ей дальнейших нравственных травм.»

Вот так вот! Симонов, как раз и совершивший бестактный поступок, породив ситуацию, когда пожилую женщину подвергают нравственным травмам, ещё и поучает вичужан, что надобно де «её обезопасить»!

Женщина, которую конкретно имел в виду Сергей Горбунов, скорее всего, Черствёнкова Г. А. Хотя, не исключено, что были и другие оклеветанные вичужанки.

Галина Александровна Черствёнкова была одним из лучших учителей города Вичуги в 1940-50-е годы. В 1933 году она закончила педучилище, а затем многие годы работала учителем истории в школе №1 (ныне №10). И была, что называется, учителем от Бога.

Она прожила долгую жизнь, половину которой пронесла с симоновским клеймом той самой «женщины из г. Вичуги».

Сейчас ясно, что она невинная жертва симоновской бестактности и чьих-то целенаправленных наветов, и её доброе имя публикуется, чтобы её реабилитировать от тех подозрений, которые её преследовали всю жизнь.

Вот какой отзыв оставила о работе своей учительницы в годы войны вичужанка А.С. Митекина: «Это были не уроки, а моно-спектакли, интересные, захватывающие настолько, что мы, как завороженные, внимали каждому слову учителя. И не надо было нам никаких учебников, да они и были редкостью в годы войны, нам достаточно было один раз услышать учителя, чтобы запомнить его уроки на всю жизнь – это и есть настоящее в педагогике».

А вот какой случай описан на одном из форумов в интернете (дело происходило в одном из вичугских пионерлагерей, может быть в годах 1970-х):

«Однажды в сончас Наташа Р. читала нам вслух стихи К. Симонова, и вот дошла до этого стихотворения… прежде чем прочитать его, рассказала, что посвящено оно Черствёнковой… девчонки из нашей школы встали за своего кумира горой, они чуть не побили Наташу...»

Автор этого поста недолюбливала свою учительницу, но даже она подчёркивала, что «да, уроки были очень интересными, я до сих пор помню, как она читала нам весь урок Фирдоуси...».

И ещё там же (пост написан в 2016 году):

«В прошлом году Г. Черствёнковой исполнилось 100 лет, её бывшие ученики собрались и вспоминали любимую учительницу, один из них написал статью в защиту, он доказывал, что письмо Симонова не про неё, приводил как доказательство свой разговор с Константином Михайловичем, который не вспомнил фамилию Черствёнкова...»

В конце 1950-х годов моя мама также училась у неё в старших классах. И тоже отзывы самые восторженные. Хорошо помнит и двухдневный турпоход в Лух с Галиной Александровной и поездки на картошку. В нашем семейном архиве есть фотография этого класса Галины Чёрствёнковой, на которой она сидит в строгом костюме с накрахмаленным воротничком и с волосами, убранными на пробор.

В 1950-е годы она была на пике почёта и славы. За успешную учебно-воспитательную работу в школе она была отмечена значком «Отличник народного просвещения», награждена медалью «За трудовую доблесть», орденом «Знак почёта» и удостоена звания заслуженного учителя школы РСФСР.

А самый пик её карьеры пришёлся на 1960 год. Её выбрали делегатом Всероссийского съезда учителей, на котором лично из рук Леонида Брежнева она была награждена орденом Ленина. А в январе 1961 года в журнале «Преподавание истории в школе» про неё написали статью под заголовком «О лучших учителях».

Но незадолго до этих событий в школе кто-то пустил слух, что она та самая женщина, которой Симонов написал «Открытое письмо»…

Следует сказать, что у Галины Александровны был второй муж, с которым она жила в счастье и любви. И возможно, кто-то, воспользовавшись этим фактом, решил остановить её профессиональное продвижение.

Ситуация в школе накалилась: Как!? Лучший учитель – и такое обвинение! Галина Александровна вынуждена была собрать свой класс, в котором она была классным руководителем, чтобы объясниться. С документами на руках, она показала, что это ошибка, что она не может быть «той самой женщиной». Но всякое оправдание, как известно, только подстёгивало распространение клеветы. И бестактные вопросы ей задавали до конца жизни…

А карьера? Карьера на этом кончилась… В 1960 году ей было около 45 лет, то есть она была ещё достаточно молодой. А при тех званиях и наградах, что у неё уже были, она вполне могла стать и директором школы, и подняться на областной уровень, а то и дальше…Но она осталась просто учителем истории, очень талантливым и любимым многими учениками…

Говорят, словом можно убить… И в истории с Галиной Черствёнковой – этому наглядный пример. Только одно слово, которое Симонов не подумавши указал в своём популярном стихотворении, испортило жизнь и карьеру очень хорошему человеку.

Часть 5. Комбат Беляев.

Симонов в своих воспоминаниях (которые повторил в письме вичугскому краеведу) наговорил достаточно, чтобы при современных возможностях узнать имя того самого старшего лейтенанта, жену которого всенародно осудил и оскорбил маститый писатель.

Итак, что мы имеем: в конце августа – начале сентября 1943 года на фронте где-то под Орлом погиб старший лейтенант, комбат, жена которого, да и сам он, очевидно, из Вичуги.

Офицеров из Вичуги, погибших в узкий промежуток времени на ограниченном участке фронта, не так уж и много… Изучение сайта «Память народа» выдаст однозначный результат:

Беляев Василий Сергеевич (1916, Вичуга – 27 августа 1943) – старший лейтенант, командир батареи 299-го артиллерийского полка 194-й стрелковой дивизии, член ВКП(б) с 1942 года. Призван Вичугским РВК. Похоронен в д. Причиж Комаричского р-на Орловской обл. (ныне Брянской обл.).

Уже 31 августа 1943 года командир полка Осадчий подписал наградной лист для представления комбата (посмертно) к ордену Отечественной войны 1-й степени.

В описании подвига значилось следующее:

«26.08.43 года при прорыве переднего края обороны противника отлично провёл артиллерийскую подготовку. В течение 26 и 27 августа огнём своей батареи подавил огонь 3-х артиллерийских и 2-х миномётных батарей противника.

27.08.43 года огнём своей батареи уничтожил орудие ПТО и один миномет.

27-го при отражении контратаки противника огнём из автомата уничтожил 5 немцев, где и был убит.

тов. Беляев достоин правительственной награды – ордена «Отечественной войны 1-й степени».

4 сентября 1943 года командир дивизии гвардии полковник Завьялов заменил в представлении награду на орден «Отечественной войны 2-й степени».

Жену комбата Беляева звали Екатериной Фёдоровной. Письмо её, кстати, в определённой степени, было благородным. Она официально объявила о разводе и отказалась от офицерского аттестата, то есть от существенных денежных средств. А могла бы втихую и дальше получать эти деньги. Более того, если бы она не написала этого письма, она имела бы право на пособие как вдова.

В списке потерь 194-й стрелковой дивизии, которые были составлены 3 сентября, Екатерина Федоровна Беляева ещё значилась как жена погибшего комбата. А вот в списке потерь офицерского состава от 30 сентября она уже представлена как «родственница».

То есть на основе письма, которое так возмутило Симонова, на фронте де-факто был оформлен развод погибшего комбата и «женщины из г. Вичуги». Что справедливо и правильно. И во всей этой истории самый отрицательный персонаж – сам Симонов, бесцеремонно влезший в личную жизнь, его не касающуюся, оскорбивший одну женщину, подставивший под удар других женщин. Ну, Бог ему судья – дело прошлое. Слова Ахматовой «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда» очень подходят к данной истории.

27 августа исполняется 75 лет со дня геройской смерти комбата Беляева. Достойная дата, чтобы обнародовать имя героя. И хорошо, что он не только не прочитал письмо жены, но и, особенно, не увидел стихотворения Симонова.

Часть 6. Живые и мёртвые. Вместо послесловия.

В этой истории есть одна нестыковка. Симонов утверждал, что события с погибшим комбатом происходили в 3-й армии генерала Горбатова. А на самом деле, по документам, – это была 48-я армия.

Впрочем, это несущественное расхождение, Симонов мог не знать к какой армии относился полк, в штаб которого он случайно попал, разъезжая по фронтовым дорогам. Просто ошибочно посчитал, что это была 3-я армия.

К тому же Симонов сам удивлялся, почему погиб комбат, если армия Горбатова была во втором эшелоне. А вот 48 армия как раз 26 августа начала наступление на Севск, но получила сильную контратаку, в которой и погиб вичужанин-комбат.

Есть ещё одно произведение Константина Симонова, в котором, скорее всего, отражена история с гибелью комбата Беляева. И из этой истории ясно, что Симонов был именно там, где погиб комбат, но считал, что это расположение армии Горбатова.

Итак, речь идёт о романе-трилогии «Живые и мёртвые». В третьей части романа, которая называется «Последнее лето», можно встретить такие строчки:

«Средней дочери, той, что была за директором школы, похоронная пришла в прошлом году, в сентябре, и в письме все было сказано: и где, и как погиб старший политрук, и где памятник над братской могилой стоит — хутор Юрьевка, в десяти километрах от станции Комаричи.

Услышав это, Серпилин подумал, что если на десять километров южнее Комаричей, то это была полоса его армии, и муж сводной сестры, возможно, служил в ней. Но спрашивать теперь, южнее или севернее Комаричей этот хутор Юрьевка, не стоило. Какая теперь польза от такого вопроса?»

В «Последнем лете» события происходят летом 1944 года, то есть это последнее лето войны. Таким образом, упомянутый старший политрук погиб, скорее всего, в августе-сентябре 1943 года (так как похоронка пришла в сентябре). Одним из прототипов Серпилина считается генерал Горбатов, командующий 3-й армии. Хутор Юрьевка находится всего в 6 км от д. Причиж, в которой похоронен комбат Беляев.

 Как уже выше показано, Симонов считал, что старший лейтенант, прототип героя его стихотворения, погиб августе-сентябре 1943 года, а полк его, как ошибочно считал писатель, входил в состав армии Горбатова.

Как видим, слишком много совпадений, чтобы не предположить, что литературный образ старшего политрука списан со старшего лейтенанта Белова. Возможно, в Юрьевке находился штаб полка. Таким образом, упоминание Юрьевки, находящейся по соседству с д. Причиж, является косвенным подтверждением того, что Симонов был в штабе 299-го артполка, в котором служил комбат Беляев, и в котором офицеры полка и вручили ему злополучное письмо жены комбата.

Кстати, у комбата Беляева две даты смерти: 27 августа (указанная в наградном листе и наиболее достоверная) и 29 августа (официальная, — возможно, в этот день тело вынесли с поля боя). А 28 августа умер Константин Симонов… Вот такое совпадение…

Краевед Иван Матершев